Иван Сергеевич Тургенев
НАКАНУНЕ
В тени высокой липы, на берегу Москвы-реки, недалеко от Кунцева, в один из самых жарких летних дней 1853 года лежали на траве два молодых человека. Один, на вид лет двадцати трех, высокого роста, черномазый, с острым и немного кривым носом, высоким лбом и сдержанною улыбкой на широких губах, лежал на спине и задумчиво глядел вдаль, слегка прищурив свои небольшие серые глазки; другой лежал на груди, подперев обеими руками кудрявую белокурую голову, и тоже глядел куда-то вдаль. Он был тремя годами старше своего товарища, но казался гораздо моложе; усы его едва пробились, и на подбородке вился легкий пух. Было что-то детски-миловидное, что-то привлекательно-изящное в мелких чертах его свежего, круглого лица, в его сладких, карих глазах, красивых, выпуклых губках и белых ручках. Все в нем дышало счастливою веселостью здоровья, дышало молодостью - беспечностью, самонадеянностью, избалованностью, прелестью молодости. Он и поводил глазами, и улыбался, и подпирал голову, как это делают мальчики, которые знают, что на них охотно заглядываются. На нем было просторное белое пальто вроде блузы; голубой платок охватывал его тонкую шею, измятая соломенная шляпа валялась в траве возле него.
В сравнении с ним его товарищ казался стариком, и никто бы не подумал, глядя на его угловатую фигуру, что и он наслаждается, что и ему хорошо. Он лежал неловко; его большая, кверху широкая, книзу заостренная голова неловко сидела на длинной шее; неловкость сказывалась в самом положении его рук, его туловища, плотно охваченного коротким черным сюртучком, его длинных ног с поднятыми коленями, подобных задним ножкам стрекозы. Со всем тем нельзя было не признать в нем хорошо воспитанного человека; отпечаток «порядочности» замечался во всем его неуклюжем существе, и лицо его, некрасивое и даже несколько смешное, выражало привычку мыслить и доброту. Звали его Андреем Петровичем Берсеневым; его товарищ, белокурый молодой человек, прозывался Шубиным, Павлом Яковлевичем.
Отчего ты не лежишь, как я, на груди? - начал Шубин. - Так гораздо лучше. Особенно когда поднимешь ноги и стучишь каблуками дружку о дружку - вот так. Трава под носом: надоест глазеть на пейзаж - смотри на какую-нибудь пузатую козявку, как она ползет по былинке, или на муравья, как он суетится. Право, так лучше. А то ты принял теперь какую-то псевдоклассическую позу, ни дать ни взять танцовщица в балете, когда она облокачивается на картонный утес. Ты вспомни, что ты теперь имеешь полное право отдыхать. Шутка сказать: вышел третьим кандидатом! Отдохните, сэр; перестаньте напрягаться, раскиньте свои члены!
Шубин произнес всю эту речь в нос, полулениво, полушутливо (балованные дети говорят так с друзьями дома, которые привозят им конфеты), и, не дождавшись ответа, продолжал:
Меня больше всего поражает в муравьях, жуках и других господах насекомых их удивительная серьезность; бегают взад и вперед с такими важными физиономиями, точно и их жизнь что-то значит! Помилуйте, человек, царь созданья, существо высшее, на них взирает, а им и дела до него нет; еще, пожалуй, иной комар сядет на нос царю создания и станет употреблять его себе в пищу. Это обидно. А с другой стороны, чем их жизнь хуже нашей жизни? И отчего же им не важничать, если мы позволяем себе важничать? Ну-ка, философ, разреши мне эту задачу! Что ж ты молчишь? А?
Что? - проговорил, встрепенувшись, Берсенев.
Что! - повторил Шубин. - Твой друг излагает перед тобою глубокие мысли, а ты его не слушаешь.
Я любовался видом. Посмотри, как эти поля горячо блестят на солнце! (Берсенев немного пришепетывал.)
Важный пущен колер, - промолвил Шубин, - Одно слово, натура!
Берсенев покачал головой.
Тебе бы еще больше меня следовало восхищаться всем этим. Это по твоей части: ты артист.
Нет-с; это не по моей части-с, - возразил Шубин и надел шляпу на затылок. - Я мясник-с; мое дело - мясо, мясо лепить, плечи, ноги, руки, а тут и формы нет, законченности нет, разъехалось во все стороны… Пойди поймай!
Да ведь и тут красота, - заметил Берсенев. - Кстати, кончил ты свой барельеф?
Ребенка с козлом.
К черту! к черту! к черту! - воскликнул нараспев Шубин. - Посмотрел на настоящих, на стариков, на антики, да и разбил свою чепуху. Ты указываешь мне на природу и говоришь: «И тут красота». Конечно, во всем красота, даже и в твоем носе красота, да за всякою красотой не угоняешься. Старики - те за ней и не гонялись; она сама сходила в их создания, откуда - бог весть, с неба, что ли. Им весь мир принадлежал; нам так широко распространяться не приходится: коротки руки. Мы закидываем удочку на одной точечке, да и караулим. Клюнет - браво! а не клюнет…
Шубин высунул язык.
Постой, постой, - возразил Берсенев. - Это парадокс. Если ты не будешь сочувствовать красоте, любить ее всюду, где бы ты ее ни встретил, так она тебе и в твоем искусстве не дастся. Если прекрасный вид, прекрасная музыка ничего не говорят твоей душе, я хочу сказать, если ты им не сочувствуешь…
Эх ты, сочувственник! - брякнул Шубин и сам засмеялся новоизобретенному слову, а Берсенев задумался. - Нет, брат, - продолжал Шубин, - ты умница, философ, третий кандидат Московского университета, с тобой спорить страшно, особенно мне, недоучившемуся студенту; но я тебе вот что скажу: кроме своего искусства, я люблю красоту только в женщинах… в девушках, да и то с некоторых пор…
Он перевернулся на спину и заложил руки за голову.
Несколько мгновений прошло в молчании. Тишина полуденного зноя тяготела над сияющей и заснувшей землей.
Кстати, о женщинах, - заговорил опять Шубин. - Что это никто не возьмет Стахова в руки? Ты видел его в Москве?
Совсем с ума сошел старец. Сидит по целым дням у своей Августины Христиановны, скучает страшно, а сидит. Глазеют друг на друга, так глупо… Даже противно смотреть. Вот поди ты! Каким семейством бог благословил этого человека: нет, подай ему Августину Христиановну! Я ничего не знаю гнуснее ее утиной физиономии! На днях я вылепил ее карикатуру, в дантановском вкусе. Очень вышло недурно. Я тебе покажу.
А Елены Николаевны бюст, - спросил Берсенев, - подвигается?
Нет, брат, не подвигается. От этого лица можно в отчаяние прийти. Посмотришь, линии чистые, строгие, прямые; кажется, нетрудно схватить сходство. Не тут-то было… Не дается, как клад в руки. Заметил ты, как она слушает? Ни одна черта не тронется, только выражение взгляда беспрестанно меняется, а от него меняется вся фигура. Что тут прикажешь делать скульптору, да еще плохому? Удивительное существо… странное существо, - прибавил он после короткого молчания.
Да, она удивительная девушка, - повторил за ним Берсенев.
А дочь Николая Артемьевича Стахова! Вот после этого и рассуждай о крови, о породе. И ведь забавно то, что она точно его дочь, похожа на него и на мать похожа, на Анну Васильевну. Я Анну Васильевну уважаю от всего сердца, она же моя благодетельница; но ведь она курица. Откуда же взялась эта душа у Елены? Кто зажег этот огонь? Вот опять тебе задача, философ!
Но «философ» по-прежнему ничего не отвечал. Берсенев вообще не грешил многоглаголанием и, когда говорил, выражался неловко, с запинками, без нужды разводя руками; а в этот раз какая-то особенная тишина нашла на его душу, - тишина, похожая на усталость и на грусть. Он недавно переселился за город после долгой и трудной работы, отнимавшей у него по нескольку часов в день. Бездействие, нега и чистота воздуха, сознание достигнутой цели, прихотливый и небрежный разговор с приятелем, внезапно вызванный образ милого существа - все эти разнородные и в то же время почему-то сходные впечатления слились в нем в одно общее чувство, которое и успокаивало его, и волновало, и обессиливало… Он был очень нервический молодой человек.
Под липой было прохладно и спокойно; залетавшие в круг ее тени мухи и пчелы, казалось, жужжали тише; чистая мелкая трава изумрудного цвета, без золотых отливов, не колыхалась; высокие стебельки стояли неподвижно, как очарованные; как очарованные, как мертвые, висели маленькие гроздья желтых цветов на нижних ветках липы. Сладкий запах с каждым дыханием втеснялся в самую глубь груди, но грудь им охотно дышала. Вдали, за рекой, до небосклона все сверкало, все горело; изредка пробегал там ветерок и дробил и усиливал сверкание; лучистый пар колебался над землей. Птиц не было слышно: они не поют в часы зноя; но кузнечики трещали повсеместно, и приятно было слушать этот горячий звук жизни, сидя в прохладе, на покое: он клонил ко сну и будил мечтания.
Заметил ли ты, - начал вдруг Берсенев, помогая своей речи движениями рук, - какое странное чувство возбуждает в нас природа? Все в ней так полно, так ясно, я хочу сказать, так удовлетворено собою, и мы это понимаем и любуемся этим, и в то же время она, по крайней мере во мне, всегда возбуждает какое-то беспокойство, какую-то тревогу, даже грусть. Что это значит? Сильнее ли сознаем мы перед нею, перед ее лицом, всю нашу неполноту, нашу неясность, или же нам мало того удовлетворения, каким она довольствуется, а другого, то есть я хочу сказать, того, чего нам нужно, у нее нет?
В романе «Накануне» (1860) смутные светлые предчувствия и надежды, которые пронизывали меланхоличное повествование «Дворянского гнезда», превращаются в определенные решения. Основной для Тургенева вопрос о соотношении мысли и деятельности, человека дела и теоретика в этом романе решается в пользу практически осуществляющего идею героя.
Само название романа «Накануне» — название «временно́е», в отличие от «локального» названия «Дворянское гнездо», — отражает то обстоятельство, что замкнутости, неподвижности патриархальной русской жизни приходит конец.
Русский дворянский дом с вековым укладом его быта, с приживалками, соседями, карточными проигрышами оказывается на распутье мировых дорог. Русская девушка находит применение своим силам и самоотверженным стремлениям, участвуя в борьбе за независимость болгарского народа.
Сразу после выхода в свет романа читатели и критики обратили внимание на то, что личностью, которую русское молодое поколение готово признать за образец, здесь представлен болгарин.
Название романа «Накануне» не только отражает прямое, сюжетное его содержание (Инсаров гибнет накануне войны за независимость его родины, в которой он страстно хочет принять участие), но и содержит оценку состояния русского общества накануне реформы и мысль о значении народно-освободительной борьбы в одной стране (Болгарии) как кануна общеевропейских политических перемен (в романе косвенно затрагивается и вопрос о значении сопротивления итальянского народа австрийскому владычеству).
Добролюбов считал образ Елены средоточием романа — воплощением молодой России. В этой героине, по мнению критика, воплощена «неотразимая потребность новой жизни, новых людей, которая охватывает теперь все русское общество, и даже не одно только так называемое „образованное“ <...> „Желание деятельного добра“ есть в нас, и силы есть; но боязнь, неуверенность в своих силах и, наконец, незнание: что делать? — постоянно нас останавливают <...> и мы всё ищем, жаждем, ждем... ждем, чтобы нам хоть кто-нибудь объяснил, что делать».
Таким образом, Елена, представлявшая, по его мнению, молодое поколение страны, ее свежие силы, характеризуется стихийностью протеста, она ищет «учителя» — черта, присущая деятельным героиням Тургенева.
Идея романа и структурное ее выражение, столь сложные и многозначные в «Дворянском гнезде», в «Накануне» предельно ясны, однозначны. Героиня, ищущая учителя-наставника, достойного любви, в «Накануне» выбирает из четырех претендентов на ее руку, из четырех идеальных вариантов, ибо каждый из героев — высшее выражение своего этико-идейного типа.
Шубин и Берсенев представляют художественно-мыслительный тип (тип людей отвлеченно-теоретического или образно-художественного творчества), Инсаров и Курнатовский относятся к «деятельному» типу, т. е. к людям, призвание которых состоит в практическом «жизнетворчестве».
Говоря о значении в романе выбора своего пути и своего «героя», который делает Елена, Добролюбов рассматривает этот поиск-выбор как некий процесс, эволюцию, аналогичную развитию русского общества за последнее десятилетие. Шубин, а затем и Берсенев соответствуют по своим принципам и характерам более архаичным, отдаленным стадиям этого процесса.
Вместе с тем оба они не настолько архаичны, чтобы быть «несовместимыми» с Курнатовским (деятелем эпохи реформ) и Инсаровым (особое значение которому придает складывающаяся революционная ситуация), Берсенев и Шубин — люди 50-х гг. Ни один из них не является чистым представителем гамлетического типа. Таким образом, Тургенев в «Накануне» как бы распростился со своим излюбленным типом.
И Берсенев, и Шубин генетически связаны с «лишними людьми», но в них нет многих главных черт героев этого рода. Оба они прежде всего не погружены в чистую мысль, анализ действительности не является их основным занятием. От рефлексии, самоанализа и бесконечного ухода в теорию их «спасает» профессионализация, призвание, живой интерес к определенной сфере деятельности и постоянный труд.
«Одарив» своего героя-художника Шубина фамилией великого русского скульптора, Тургенев придал его портрету привлекательные черты, напоминающие внешность Карла Брюллова, — он сильный, ловкий блондин.
Из первого же разговора героев — друзей и антиподов (наружность Берсенева рисуется как прямая противоположность внешности Шубина: он худой, черный, неловкий), разговора, который является как бы прологом романа, выясняется, что один из них «умница, философ, третий кандидат московского университета», начинающий ученый, другой — художник, «артист», скульптор.
Но характерные черты «артиста» — черты человека 50-х гг. и идеала людей 50-х гг. — сильно рознятся от романтического представления о художнике. Тургенев нарочито дает это понять: в самом начале романа Берсенев указывает Шубину, каковы должны быть его — «артиста» — вкусы и склонности, и Шубин, шутливо «отбиваясь» от этой обязательной и неприемлемой для него позиции художника-романтика, защищает свою любовь к чувственной жизни и ее реальной красоте.
В самом подходе Шубина к своей профессии проявляется его связь с эпохой. Сознавая ограниченность возможностей скульптуры как художественного рода, он стремится передать в скульптурном портрете не только и не столько внешние формы, сколькодуховную суть, психологию оригинала, не «линии лица», а взгляд глаз.
Вместе с тем ему присуща особенная, заостренная способность оценивать людей и умение возводить их в типы. Меткость характеристик, которые он дает другим героям романа, превращает его выражения в крылатые слова. Эти характеристики в большинстве случаев и являются ключом к типам, изображенным в романе.
Если в уста Шубина автор романа вложил все социально-исторические приговоры, вплоть до приговора о правомерности «выбора Елены», Берсеневу он передал ряд этических деклараций. Берсенев — носитель высокого этического принципа самоотвержения и служения идее («идее науки»), как Шубин — воплощение идеального «высокого» эгоизма, эгоизма здоровой и цельной натуры.
Берсеневу придана нравственная черта, которой Тургенев отводил особенно высокое место на шкале душевных достоинств: доброта. Приписывая эту черту Дон-Кихоту, Тургенев на ней основывался в своем утверждении исключительного этического значения образа Дон-Кихота для человечества. «Все пройдет, все исчезнет, высочайший сан, власть, всеобъемлющий гений, всё рассыплется прахом <...> Но добрые дела не разлетятся дымом: они долговечнее самой сияющей красоты».
У Берсенева эта доброта происходит от глубоко, органически усвоенной им гуманистической культуры и присущей ему «справедливости», объективности историка, способного встать выше личных, эгоистических интересов и пристрастий и оценить значение явлений действительности безотносительно к своей личности.
Отсюда и проистекает истолкованная Добролюбовым как признак нравственной слабости «скромность», понимание им второстепенного значения своих интересов в духовной жизни современного общества и своего «второго номера» в строго определенной иерархии типов современных деятелей.
Тип ученого как идеал оказывается исторически дезавуированным. Это «низведение» закреплено и сюжетной ситуацией (отношение Елены к Берсеневу), и прямыми оценками, данными герою в тексте романа, и самооценкой, вложенной в его уста. Такое отношение к профессиональной деятельности ученого могло родиться лишь в момент, когда жажда непосредственного жизнестроительства, исторического общественного творчества охватила лучших людей молодого поколения.
Этот практицизм, это деятельное отношение к жизни не у всех молодых людей 60-х гг. носили характер революционного или даже просто бескорыстного служения. В «Накануне» Берсенев выступает как антипод не столько Инсарова (мы уже отмечали, что он более чем кто-либо другой способен оценить значение личности Инсарова), сколько обер-секретаря Сената — карьериста Курнатовского.
В характеристике Курнатовского, «приписанной» автором Елене, раскрывается мысль о принадлежности Курнатовского,как и Инсарова, к «действенному типу» и о взаимовраждебных позициях, занимаемых ими внутри этого — очень широкого — психологического типа.
Вместе с тем в этой характеристике сказывается и то, как исторические задачи, необходимость решения которых ясна всему обществу (по словам Ленина, во время революционной ситуации обнаруживается невозможность «для господствующих классов сохранить в неизменном виде свое господство» и вместе с тем наблюдается «значительное повышение <...> активности масс», не желающих жить по-старому), заставляют людей самой разной политической ориентации надевать маску прогрессивного человека и культивировать в себе черты, которые приписываются обществом таким людям.
«Вера» Курнатовского — это вера в государство в приложении к реальной русской жизни эпохи, вера в сословно-бюрократическое, монархическое государство. Понимая, что реформы неизбежны, деятели типа Курнатовского связывали все возможные в жизни страны изменения с функционированием сильного государства, а себя считали носителями идеи государства и исполнителями его исторической миссии, отсюда — самоуверенность, вера в себя, по словам Елены.
В центре романа — болгарский патриот-демократ и революционер по духу — Инсаров. Он стремится опрокинуть деспотическое правление в родной стране, рабство, утвержденное веками, и систему попрания национального чувства, охраняемую кровавым, террористическим режимом.
Душевный подъем, который он испытывает и сообщает Елене, связан с верой в дело, которому он служит, с чувством своего единства со всем страдающим народом Болгарии. Любовь в романе «Накануне» именно такова, какой ее рисует Тургенев в выше цитированных словах о любви как революции («Вешние воды»). Воодушевленные герои радостно летят на свет борьбы, готовые к жертве, гибели и победе.
В «Накануне» впервые любовь предстала как единство в убеждениях и участие в общем деле. Здесь была опоэтизирована ситуация, характерная для большого периода последующей жизни русского общества и имевшая огромное значение как выражение нового этического идеала.
Прежде чем соединить свою жизнь с ее жизнью, Инсаров подвергает Елену своеобразному «экзамену», предвосхищающему символический «допрос», которому подвергает таинственный голос судьбы смелую девушку-революционерку в стихотворении в прозе Тургенева «Порог».
При этом герой «Накануне» вводит любимую девушку в свои планы, свои интересы и заключает с ней своеобразный договор, предполагающий с ее стороны сознательную оценку их возможной будущности, — черта отношений, характерная для демократов-шестидесятников.
Любовь Елены и ее благородная решимость разрушают аскетическую замкнутость Инсарова, делают его счастливым. Добролюбов особенно ценил страницы романа, где изображалась светлая и счастливая любовь молодых людей.
В уста Шубина Тургенев вложил лирическую апологию идеала героической молодости: «Да, молодое, славное, смелое дело. Смерть, жизнь, борьба, падение, торжество, любовь, свобода, родина... Хорошо, хорошо. Дай бог всякому! Это не то, что сидеть по горло в болоте да стараться показывать вид, что тебе всё равно, когда тебе действительно в сущности всё равно. А там — натянуты струны, звени на весь мир или порвись!».
История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.
Имя русского прозаика Ивана Сергеевича Тургенева в сознании русского читателя связано не только с «тургеневской девушкой», но и с «дворянским гнездом». Именно эта метафора после появления в печати романа с таким названием стала синонимом всех усадеб русских помещиков. Кроме того, герои романов Тургенева пополнили ряд «лишних» людей в литературе.
После Рудина и Лаврецкого Тургенев задался вопросом: «Из каких слоев появятся «новые люди»? Писателю недоставало такого героя, который будет энергичны, деятельным, готовым к упорной борьбе. «Грозовые» 60-е годы XIX века требовали именно таких - они должны были сменить героев рудинского типа, не сумевших перейти от слов к делу. В это время сосед Тургенева, отправляясь в Крым, отдал писателю рукопись автобиографической повести, одним из героев которой был молодой революционер из Болгарии.
Так прототипом главного героя романа «Накануне» стал Николай Димитров Катранов, родившийся в 1829 году в болгарском городе Свиштов. В 1848 году с группой молодых болгар он приехал поступать в Московский университет на историко-филологический факультет. Война Турции с Россией, начавшаяся в 1853 году, пробудила революционные настроения у балканских славян, которые давно боролись за избавление от турецкого ига. Вместе с русской женой Ларисой Николай Катранов отправился на родину, но вспышка туберкулеза вынудила их уехать на лечение в Венецию, где он простудился и умер.
До самого 1859 года рукопись лежала без дела, хотя, прочитав ее, Тургенев и сказал: «Вот герой, которого я искал! Среди русских такого еще не было!» Отчего же писатель обратился к рукописи в 1859 году, когда и в России герои подобного типа уже стали появляться? Почему же образцом для русских сознательно-героических натур Тургенев делает болгарина Дмитрия Инсарова?
По словам одного из героев романа «Накануне», Инсаров - «железный человек», обладающий замечательными качествами: силой воли, настойчивостью, решительностью, самообладанием. Все это характеризует Инсарова как практического деятеля в противовес натурам созерцательным, подобным другим героям романа: философу Берсеневу и скульптору Шубину.
Главная героиня романа, двадцатилетняя девушка Елена Стахова, не может сделать выбор: ее избранником может стать молодой ученый Алексей Берсенев, начинающий скульптор, дальний родственник матери, Павел Шубин, успешно начинающий карьеру на государственной службе чиновник Егор Курнатовский, а еще человек гражданского долга, болгарский революционер Дмитрий Инсаров. При этом социально-бытовой сюжет приобретает символический подтекст: Елена Стахова как бы олицетворяет собой молодую Россию, находящуюся «накануне» предстоящих перемен. Автор решает таким образом важнейший вопрос: кто сейчас больше всего нужен России? Ученые или люди искусства, государственные деятели или героические натуры, посвятившие жизнь служению великой патриотической цели? Своим выбором Елена дает определенный ответ на вопрос, важнейший для России 60-х годов.
Русский критик Н. Добролюбов в своей статье «Когда же придет настоящий день?», посвященной роману «Накануне», справедливо отметил, что в Елене Стаховой проявилась смутная тоска по чему-то и эта почти бессознательная потребность новой жизни, новых людей, охватывает теперь все русское общество. Что же отличает Инсарова от русских людей, что делает его принципиально «новым» героем?
В первую очередь, цельность его натуры, отсутствие противоречий между красивыми словами и реальным делом. Если Шубин на деньги, выданные ему тетушкой на обучение в Италии, отправился к хохлам «есть галушки», если Берсенев, готовя себя к научному поприщу, вместо поэзии говорит с девушкой о Шеллинге и философии, то Инсаров занят не собой, все его устремления сводятся к одной цели - освобождению своей родины, Болгарии.
Вместе с социальным сюжетом появляется философский подтекст . Роман начинается со спора Шубина и Берсенева о понимании счастья и долга. Молодые люди сходятся в одном: каждый желает себе личного счастья, по-настоящему человек счастлив, когда соединяются понятия «родина», «справедливость» и «любовь», но не «любовь-наслаждение», а «любовь-жертва».
Елене и Дмитрию кажется, что их любовь объединяет личное и общественное, что она одухотворена высшей целью. Однако на протяжении действия романа героев не покидает ощущение непростительности своего счастья, они не могут избавиться от чувства вины перед родными, от страха грядущей расплаты за свою любовь. Отчего возникает такое ощущение?
Елена не может разрешить для себя роковой вопрос: возможно ли совместить великое дело с горем собственной матери, оставшейся в одиночестве после отъезда единственной дочери? Она не может найти ответ на этот вопрос, тем более что любовь к Инсарову ведет и к разрыву с родиной - с Россией. А Инсаров мучается вопросом: может, его болезнь послана ему в наказание? Так общее дело и любовь становятся несовместимы. И Инсаров, будучи изначально цельной личностью, испытывает мучительное раздвоение, источником которого становится любовь к русской девушке Елене.
Именно поэтому так трагичен исход романа. По Тургеневу, человек испытывает драматизм не только во внутреннем своем состоянии, но в отношениях с окружающим миром, с природой. Природа при этом абсолютно не считается с неповторимостью каждого человека: с равнодушным спокойствием забирает она и простого смертного, и выдающегося героя современности - перед нею, матерью-природой, все равны.
Этот мотив универсального жизненного трагизма вплетается в ткань романа внезапной смертью Инсарова и исчезновением Елены на этой земле. Мысль о трагизме существования человека в мире оттеняет чувство любви Елены к Инсарову, отчего роман Тургенева приобретает черты произведения о вечных исканиях человека, о постоянном стремлении человека к социальному совершенству, о его вековом вызове «равнодушной природе».
Однако реальность внесла свои коррективы. Николай Добролюбов в статье о «настоящем дне» противопоставил задачи «русских Инсаровых» той программе, которую описал Тургенев в своем романе. У критика наши отечественные Инсаровы должны были бороться с «внутренними турками», то есть и с консерваторами, и с представителями либеральных партий. Статья шла вразрез со всеми убеждениями Тургенева. Хотя он попросил Некрасова , главного редактора журнала «Современник», не печатать эту статью, она была все-таки опубликована. Тогда Тургенев покинул редакцию «Современника» навсегда.
Связь романа с общественной жизнью. Роман Тургенева «Накануне» (1859) имеет связь с событиями русской общественной жизни того времени. Он вышел в эпоху, непосредственно следовавшую за концом неудавшейся Крымской кампании , когда ждали важных преобразований государственной жизни и реформ в различных её областях. Это была эпоха чрезвычайного общественного оживления. Для решения ближайших задач жизни требовались люди с энергией и знанием жизни, люди дела, а не рассуждений и мечтаний, – вроде Рудина . Тип этих «новых людей» уже нарождался. И Тургенев, захваченный событиями переживаемой эпохи, захотел отразить данный момент жизни и изобразить новые чувства и мысли этих новых людей и их влияние на старую неподвижную жизнь.
Тургенев. Накануне. Аудиокнига
Новые типы в романе. Уголком для воспроизведения Тургенев выбрал старинную помещичью семью, где протекала заплесневевшая тихая жизнь людей прежнего уклада и где чуялось брожение молодых сил, подымавшихся навстречу движению новой жизни. Представителем протестующей стороны явилась молодая девушка Елена , первая ласточка новой эпохи, у которой есть общие черты с Лизой Калитиной из «Дворянского гнезда ». Человеком дела, новым типом, сменившим Рудинский тип, явился болгарин Инсаров. Роман своим появлением вызвал большой шум в печати и обществе, явился крупным событием русской жизни; им зачитывалась вся интеллигентная Россия. Добролюбов посвятил ему обширную статью. Облик Елены в галерее Тургеневских женщин занимает своеобразное место.
Параллель между Лизой Калитиной и Еленой. Подобно Лизе, Елена в романе «Накануне» – девушка с живым и сильным характером, неудовлетворенная окружающей жизнью и рвущаяся к жизни другой, более согласной с потребностями её ума и души. Но между тем как Лиза вся погружена и свою внутреннюю жизнь и имеет определенные, ею самой решенные цели дальнейшей жизни, Елена жизненного содержания в себе самой не находит. Она не мечтательна и не религиозна; она ищет какого-либо общественного дела, которое заняло бы её ум и руки.
Если духом времени и новыми задачами и потребностями жизни можно объяснить замену «лишних людей», Рудиных и Бельтовых , людьми дела – Инсаровыми, то такую же эволюцию видим мы и в типе женщины: вместо Лизы, целиком обращенной внутрь себя и живущей своей индивидуальной глубокой жизнью, ставящей себе задачи жизни чисто личные, – мы видим теперь Елену, томящуюся в бездействии и ищущую живой, горячей работы среди людей и на пользу людей. Разница лишь та, что «лишние люди» в противоположность людям дела были слабохарактерны, между тем как и Лиза и Елена в равной степени обладают силой воли, стойкостью и упорством в следовании намеченным целям.
Черты натуры Елены. Основной чертой натуры Елены следует признать именно её активность, её жажду деятельности. Она с детства ищет приложения своим силам, ищет возможности быть полезной и делать что-нибудь нужное для кого-либо. Предоставленная в детстве самой себе, Елена росла и развивалась самостоятельно. Болезненная мать и слабохарактерный отец мало вмешивались в жизнь ребенка. Елена привыкла считаться с детства с самой собой, сама выдумывала себе игры и занятия, сама находила решения всего сначала ей непонятного, сама доходила до определенных выводов и решений.
Самостоятельность. Жажда деятельности. Это укрепило присущую её натуре черту самостоятельности, это же развило в ней ту определенность взглядов и мнений, при которой бывает трудно считаться с чужими и новыми взглядами, несогласными с принятыми раньше. Выросшая в круге определенных мнений и взглядов, Елена с ними и осталась, не интересуясь тем, что вне этого круга, будучи резко-нетерпимой к чуждым взглядам. Среди того, что окружало ее в отцовском доме, все казалось ей безжизненным и пустым. Она смутно ждала каких-то великих дел, свершения подвигов и томилась вынужденным бездействием. Будучи ребенком, она собирала вокруг себя нищих, бездомных, калек, жалких собак, больных птиц, деятельно заботясь обо всех и находя в этом большое удовлетворение. Одна из её подруг, бездомная девочка Катя рассказывает Елене о том, как живется им, нищим беднякам. Перед Еленой развертывается мир страданий, нищеты, ужаса, и решение её деятельно служить людям еще более укрепляется.
Сделавшись взрослой барышней, она живет все так же одинокой и самостоятельной жизнью, еще более чувствуя пустоту и неудовлетворенность своей жизнью и с тоской ища какого-либо выхода. Окружающие ее люди ей чужды и она поверяет свои одинокие мысли и чувства лишь страницам дневника. Ее раздражают двое более близких ей знакомых – художник Шубин и ученый Берсенев тем, что оба они погружены в свою работу и в интересы своей личной жизни и ведут – один беспечную и эгоистическую, другой – сухую и вялую жизнь. Елене хочется найти человека с живой, кипящей энергией, обращенного целиком к задачам и нуждам окружающей жизни, готового радостно идти на жертвы и подвиги.
Словом, в её девических мечтах ей мерещится герой. Он придет и укажет ей, куда пойти и что делать, и наполнит её жизнь живым делом, превратит эту жизнь в деятельную, бодрую и радостную. Но герой не приходит, и Елена жалуется в дневнике на свою беспомощность и неудовлетворенность. «О, если бы мне кто-нибудь сказал – вот что ты должна делать, – пишет она. – Быть доброй – этого мало; делать добро, да, – это главное в жизни. Но как делать добро?»
Влияние Инсарова. Первые известия об Инсарове (см. о нём в статье Образ Инсарова в романе «Накануне») её взволновали. Она узнала, что он – общественный деятель, что он добивается освобождения своей родины. В жизни этого человека были высокие цели, он готовился всего себя отдать на служение благу родины. Это дало толчок воображению Елены. Ей стал рисоваться облик героя, который весьма мало походил на настоящего Инсарова, что и разочаровало в начале Елену. Но, познакомившись с ним, она отметила в нем черты силы, упорства, сосредоточенности в достижении намеченных целей. Главным же было то, что вся жизнь Инсарова была заполнена одной целью и подчинена ей, что он знает, куда идет, что есть, над чем трудиться и чего добиваться. Елена же страдает именно отсутствием жизненного содержания, живых целей, которые ее бы захватили и наполнили всю её жизнь.
В конце концов, для неё начинает становиться ясным, что героизм сопровождается не какими-либо эффектами и громкими фразами, но что показателем его является именно упорство, стойкость, преданность делу и твердое спокойствие, с каким дело неизменно осуществляется. Все эти качества Инсарова дают ему в глазах Елены решительный перевес над двумя другими её знакомыми. Все интересы эстетические Шубина, вопросы искусства и впечатления поэзии, так же, как и интересы мира научного бледнеют перед ореолом, окружающим Инсарова. Полюбивши его, девушка смело и решительно идет с ним в новый край, в новую жизнь, полную тревог, труда и опасностей, покидает родных и близких. В этом шаге своем она не испытывает никакой ломки взглядов и убеждений, но, наоборот, остается верна себе. Её близость с Инсаровым объясняется значительным сходством их натур и взглядов. Вместе с Инсаровым она ставить выше всего интересы общественные; так же, как Инсаров, она отвергает мир художественных интересов, будучи нетерпимой ко всему, что чуждо её миру.
Когда Инсаров умирает, она остается верна делу мужа и всему, что их связывало и наполняло их жизнь. Упорная и стойкая в следовании принятым путям, она и после мужа идет к той же цели, свято чтя память мужа. На все упорные просьбы родных вернуться на родину Елена отвечает отказом и остается в Болгарии, которая была целью трудов и жизни мужа. Навсем протяжении романа образ Елены выдержан, как новой женщины, твердой и сильной, хотя немного узкой, ибо преданность одним интересам мешала ей интересоваться и знать другие важные и глубокие стороны жизни.
Шубин. Полную противоположность Инсарову представляет Шубин. Это натура артистическая, натура тонко впечатлительного художника, для которого слишком сильны соблазны внешних красивых и ярких впечатлений, для того чтобы он мог им не отдаться. И жизнь Шубина проходит в смене непосредственных впечатлений жизни за работою в его мастерской скульптора. Легко поддающийся всем впечатлениям, подвижный и легкомысленный Шубин часто возмущает Елену своим эпикурейством , своим слишком легким взглядом на жизнь.
Но есть и серьезное в жизни Шубина: это область творчества и впечатления красоты природы и искусства. Над ним сильны очарования красоты, и он не мог бы физически подавить в себе потребность художественной натуры. Он не способен к делу, к практической работе, как Инсаров; он обладает натурой созерцательной, глубоко воспринимающей впечатления живой жизни и делающей их материалом для художественного воплощения их в произведениях творчества.
Берсенев. Что касается Берсенева, то он – теоретик, человек мысли, логических выкладок и рассуждений. Он кабинетный ученый, для которого самое важное и приятное – жить не в непосредственной жизни и не в практической общественной работе, а в кабинете ученого, где собраны результаты труда человеческой мысли. Его научные интересы очень далеки от окружающей его жизни, самые же работы его носят характер сухости и педантизма. Но, как человек, близкий к идеалистам 1830-х и 1840-х годов (ученик Грановского ), Берсенев не чужд интересов и философских. Сравнительно с Инсаровым он, как и Шубин, люди старого типа, плохо понимающие этих новых людей жизненного, практического дела.
Вследствие этих-то различий в чертах натур, Елена и почувствовала большую близость к Инсарову, болгарину по происхождению. Относительно того, что персонаж романа, выведенный как общественный деятель, оказался не русским, делались догадки, что среди русских Тургенев подобного типа еще не находил. Отчасти на это отвечает нам автор устами Увара Ивановича, пророчащего в ответ на вопрос Шубина, что и у нас народятся такие люди.
«Накану́не» - роман Ивана Сергеевича Тургенева, опубликованный в 1860 году.
История написания романа
Во второй половине 1850-х годов Тургенев, по взглядам либерал-демократ, отвергавший идеи революционно настроенных разночинцев, стал задумываться о возможности создания героя, чьи позиции не вступали бы в противоречие с его собственными, более умеренными, чаяниями, но который при этом был бы достаточно революционным, чтобы не вызвать насмешек со стороны более радикальных коллег по «Современнику». Понимание неизбежной смены поколений в прогрессивных российских кругах, отчётливо проступающее в эпилоге «Дворянского гнезда», пришло к Тургеневу ещё в дни работы над «Рудиным»:
В 1855 году сосед Тургенева по Мценскому уезду, помещик Василий Каратеев, отправлявшийся в Крым в качестве офицера дворянского ополчения, оставил писателю рукопись автобиографической повести, разрешив ею распорядиться по собственному усмотрению. В повести рассказывалось о любви автора к девушке, которая предпочла ему болгарина - студента Московского университета. Позже учёные нескольких стран установили личность прототипа этого персонажа. Этим человеком был Николай Катранов. Он приехал в Россию в 1848 году и поступил в Московский университет. После того, как в 1853 году начинается русско-турецкая война, а среди болгарской молодёжи оживает революционный дух, Катранов с русской женой Ларисой возвращается в родной город Свиштов. Его планам, однако, воспрепятствовала вспышка скоротечной чахотки, и он скончался во время лечения в Венеции в мае того же года.
Каратеев, предчувствовавший свою смерть, когда передавал рукопись Тургеневу, с войны не вернулся, скончавшись от тифа в Крыму. Попытка Тургенева издать слабое в художественном отношении произведение Каратеева не увенчалась успехом, и вплоть до 1859 года рукопись была забыта, хотя, по воспоминаниям самого писателя, впервые ознакомившись с ней, он был впечатлён настолько, что воскликнул: «Вот герой, которого я искал!» Прежде чем Тургенев вернулся к тетради Каратеева, он успел закончить «Рудина» и поработать над «Дворянским гнездом».
Вернувшись домой в Спасское-Лутовиново зимой 1858-1859 года, Тургенев вернулся к идеям, занимавшим его в год знакомства с Каратеевым, и вспомнил о рукописи. Взяв за основу подсказанный покойным соседом сюжет, он взялся за его художественную переработку. Только одна сцена из оригинального произведения, описание поездки в Царицыно, по словам самого Тургенева, была сохранена в общих чертах в окончательном тексте романа. В работе над фактическим материалом ему помогал друг, писатель и путешественник Е. П. Ковалевский, хорошо знакомый с деталями болгарского освободительного движения и сам издавший очерки о своей поездке на Балканы в разгар этого движения в 1853 году. Работа над романом «Накануне» продолжалась и в Спасском-Лутовинове, и за границей, в Лондоне и Виши, до осени 1859 года, когда автор отвёз рукопись в Москву, в редакцию «Русского вестника».
Сюжет
Роман начинается со спора о природе и о месте человека в ней между двумя молодыми людьми учёным Андреем Берсеневым и скульптором Павлом Шубиным. В дальнейшем читатель знакомится с семьёй, в которой живёт Шубин. Супруг его троюродной тётушки Анны Васильевны Стаховой, Николай Артемьевич, некогда женился на ней из-за денег, не любит её и водит знакомство со вдовой-немкой Августиной Христиановной, которая его обирает. Шубин живет в этом семействе лет пять, с момента смерти матери, и занимается своим искусством, однако подвержен приступам лени, работает урывками и не намерен учиться мастерству. Он влюблён в дочь Стаховых Елену, хотя не упускает из виду и её семнадцатилетнюю компаньонку Зою.
